И в наше время не утихает старый спор о том, на каком языке должно вестись еврейское образование: на иврите или на идиш (а для неашкеназских общин на бухарско-еврейском, горско-еврейском и так далее), какое место оба этих языка должны занимать в программах учебных заведений и в жизни еврейских общин. Поэтому интересно рассмотреть роль, которую отводит этим языкам еврейская традиция.
Одной из фундаментальных особенностей еврейской культуры в диаспоре является ее двуязычие. Практически в любой еврейской общине рядом с древнееврейским (обычно именовавшимся לשון-קודש [лошн-кОйдэш] - «святой язык») - языком Торы, литургии, ученых книг и письменности, существовал еврейский разговорный язык: идиш, ладино, еврейско-персидский, еврейско-арамейский, еврейско-арабский, караимский. Всего известно более двух десятков еврейских языков, от них отличают иудаизированные диалекты, практически совпадающие с языками нееврейского окружения и выделяющиеся лишь словами, обозначающими специфические еврейские реалии, и другими незначительными особенностями. На бытовом языке, как правило, тоже существует литература, но эта литература имеет менее ученый характер: фольклорные тексты, женское чтение, назидательная и занимательная проза и поэзия.
Большой знаток и любитель идиша, раввин Йоэль Матвеев из Нью-Йорка (сайт ) обратил внимание на то, что граница между лошн-койдешем (то есть библейским и средневековым ивритом в ашкеназском варианте) и собственно идишем весьма размыта в речи традиционно образованного человека. Хотя в идиш есть определенное количество гебраизмов, ставших его неотъемлемой частью и понятных каждому, даже неграмотному человеку, практически любое слово и даже выражение на древнееврейском может быть употреблено в речи на идише. Критерии того, входит ли то или иное древневрейское слово в лексикон идиша, не вполне четкие и зависят от ситуации, определяются стилистическими особенностями конкретного текста. В идеале все древневрейские слова могут быть частью идиша. Йоель проиллюстрировал это следующим образом:
«Идиш - это "дворец", построенный над "фундаментом" лошн-койдэш, и это как бы один суперязык - лошн-койдеш в квадрате. Вот пример:
מלכותך מלכות כל עולמים וממשלתך בכל דור ודור
[малхУсхо мАлхус кол ойлОмим умэмшалтЭхо бехОл дойр водОйр].
1.
דיין קיניגרייך איז די קיניגרייך פון אלע וועלטן, און דיין הערשאפט איז אין יעדער דור
[дайн кИниграйх из ди кИниграйх фун Алэ вэлтн, ун дайн hЭршафт из ин Едэр дор]. Промежуточные формы:
2. [дайн мАлхэс из дос мАлхэс фун Алэ ойлОмим, ун дайн мэмшОлэ из ин Едэр дор ун дор].
3. [дайн мАлхэс из дос мАлхэс фун кол-ойлОмим, ун дайн мэмшОлэ из бэхОл дор ун дор].
4. [дайн мАлхэс из мАлхэс-кол-ойлОмим, ун дайн мэмшОлэ из бэхОл-дор-вэдОр].
5. [малхУсхо из мАлхус-кол-ойлОмим ун мэмшалтЭхо из бэхОл-дор-вэдОр].
6. [малхУсхо из мАлхус-кол-ойлОмим умэмшалтЭхо из бэхОл-дор-вэдОр].
Даже последняя фраза в определенном контексте и для соответствующей публики не звучит как цитата из одного языка в другом, но как вполне нормальная еврейская, хотя крайне специфическая "ломдише" фраза. Уверяю вас, никакие два других языка не могут так перетекать друг в друга, позволяя бесчисленное число переводов и интерпретаций одной и той же фразы. Эта загадка всегда ставит в тупик составителей словарей гебраизмов в идише, которые в процессе работы вдруг обнаруживают, что граница между лошн-койдэш и идишем размыта. Допустим, последняя фраза - это просто две цитаты, первые две - чистый идиш, а что посередине?»
При этом речь идет не только о чисто лексических заимствованиях, древнееврейские слова зачастую сочетаются по правилам древнееврейской грамматики, и даже словоизменение происходит по-древнееврейски. Последнее явление, однако, обычно ограничено только теми случаями, когда древнееврейские грамматические категории имеют четкую параллель в идише (множественное число, сопряженное сочетание, воспринятое как генитивная конструкция и т.п.), к весьма сложной древнееврейской глагольной морфологии это относится в гораздо меньшей мере.
Loading...
Автор фундаментальной «Истории языка идиш» Макс Вайнрайх, посвятивший целую главу внутреннeму еврейскому билингвизму, различает Whole Hebrew (цитаты и фразы на иврите в идишской речи) и Merged Hebrew (гебраизмы, интегрированные в идише и изменяющиеся по правилам идиша). Вайнрайх отмечает, что функциональное различие между древнееврейским и идишем не было связано с предметом речи или личностью говорящих (оба языка могли использоваться для коммунникации на любую тему, как образованным человеком, так и простолюдином), но с тем, происходило ли общение в устной или же письменной форме. Он отмечает, что идиш, язык преимущественно женской литературы, именовался מאמע-לשון [мАмэ-лошн], в то время как иврит иногда называли פאטערשפראך [фОтэршпрах] ("отцовский язык").
Противопоставление и единство мужского и женского начала – фундаментальная концепция иудаизма. Одним из первых о традиционном характере двуязычии у евреев заявил публицист на идиш Шмуэль Нигер в книге «Двуязычие в истории еврейской литературы» (1941 г.), в которой он призвал прекратить войну между «идишистами» и «гебраистами».
Достижением лингвистики XIX - начала XX века было открытие родства языков, классификация на языковые семьи и группы. Эта классификация, во многом сходная с другим революционным открытием XIX века - дарвиновской теорией эволюции, исходит из представления о дивергенции языков, происходящих от общего предка. В действительности, конечно, люди никогда на говорили на одном языке (или небольшом числе языков-предков), дивергенция всегда соседствовала с конвергенцией. Но «смешанные» языки выпадали из поля зрения традиционной лингвистики как малоинтересные, «испорченные». М.Вайнрайх, показавший, что идиш - язык-сплав (fusion language) нескольких компонент - романской, древнееврейской, германской и славянской, стал пионером в изучении языковой конвергенции, намного опередив современных исследователей креольских языков.
Почти во всех еврейских языках первыми литературными произведениями стали переводы священных текстов (ТАНАХа, Пасхальной Агады). Как мы видели из приведенного выше примера, перевод может быть в разной мере нагружен гебраизмами и отдален от источника на святом языке.
Например, выражение סעודת לויתן [сэудАт ливьятАн] («трапеза Левиафана») может быть передано без изменений [сэУдас ливьЁсон] (древнееврейское сопряженное сочетание в фонетическом облике whole Hebrew) либо [сУдэс лэвьЁсн] (то же в merged Hebrew), либо [лэвьЁсн-судэ] (сложное слово, образованное из ивритских корней по германской модели), либо [сУдэ фун лэвьЁсн] (генитивная конструкция). Понятно образованному носителю идиша и выражение [сУдэ шел лэвьЁсн].
Анализируя звуковой строй языка, лингвисты различают фонетику и фонологию. Фонетика изучает собственно звуки, их способы образования и акустические характеристики, фонологию же интересует смыслоразличительная функция звуков - то, по каким законам они группируются и противопоставляются в речи. Средневековый ашкеназский иврит (Whole Hebrew), конечно, не имел своей фонетики: если кто-то говорил на нем, то произносил звуки так, как это было принято в идиш. В то же время Whole Hebrew сохранял свою отличную от идиш фонологическую систему, унаследованную от тивериадского иврита. Получается, что средневековый иврит и идиш использовали один и тот же "строительный материал" (фонетику), но по разному группировали его, включая каждый в свою собственную систему противопоставления звуков. В этом, вероятно, и состоит загадка сплава идиша и древнееврейского: с одной точки зрения (например, фонетической) Whole Hebrew - часть идиш, с другой - отдельный язык со своей фонологической системой. Похоже обстояло дело и с лексикой: почти любое древнееврейской слово могло быть использовано в идиш, но каждый язык включал его в собственную структуру и обращался с ним по своим законам.
Сходная ситуация и в других языках еврейской диаспоры: переводчик решает, в какой мере он может использовать гебраизмы и связанные с ними грамматические конструкции. Например, в бухарско-еврейском стихотворении Ханины Мизрахи (конец XIX века) «трапеза Левиафана» обозначена как съудоhи Ливйотан (со связкой –и, образующей в персидском и таджикском языках изафет – сопряженное сочетание). Однако кец голут («конец Изгнания») образовано по-древнееврейски. В более позднем стихотворении Я.Калантарова, расчитанном на нерелигиозную аудиторию, употребляются совсем нееврейская форма сочетаний Нух-и-наби («Пророк Ной»).
Традиционная лингвистическая классификация однозначно определяет израильский иврит как современное состояние единого языка иврита (имевшего древнюю, мишнаитскую, средневеково-раввинистическую и современную формы). Историческое единство иврита блестяще обосновано такими крупнейшими гебраистами, как И.Бен-Хаим, Х.Розен и другими. Однако есть ученые, которые считают современный иврит (Ivrit) отдельным языком, отличающимся от древнееврейского (Hebrew). Некоторые (например, Гилад Цукерман) обращают внимание на своеобразный камуфляжный характер многих неологизмов, которые, являясь по существу заимствованиями из иностранных языков, представляются составителями словарей как производные от древнееврейских корней. Общеизвестные примеры: слово מכונה [мехонА] («машина»), образованное от греческого (и международного) [махина], считается в иврите производным от корня כונ [каф-вав-нун] («служить основанием, подтверждать, направлять»). Слово קטר [катАр] («локомотив», «паровоз») возводят к корню «дымить» ( קטורת [кэтОрэт] - «воскурение»), в то время как оно явно параллельно арабскому [китар] («поезд»), образованному от другого корня, означающего «тянуть».
Еще более крайнюю позицию занимает тель-авивский лингвист П. Векслер, считающий, что иврит не является семитским языком (если исходить не из материальной классификации, не имеющей смысла для «искусственного языка», а их типологической) и что он образован в результате «частичного языкового сдвига», которому был подвергнут идиш. Носители идиша, во многом благодаря волевому усилию, стали употреблять в речи древнееврейские слова (и неологизмы), изменив их произношение на сефардское и по мере возможности пользуясь древнееврейской грамматикой и морфологией, но идишский синтаксис и фонология в основном сохранились. Векслер употребляет методы и научный аппарат, характерныe для изучения креольских языков, развитые в последние десятилетия и во многом отличающиеся от традиционных лингвистических методов описания и классификации.
Если воспользоваться приведенным выше примером, то в сочетании [ди сУдэ фун лэвьЁсн] ашкеназское произношение слов заменяется на квазисефардское [сэудА] и [ливьятАн], а частица פון [фун] заменяется на якобы аналогичную ивритскую [шель], равно как и артикль, что дает в итоге [hа-сэудА шель Ливьятан]. При этом игнорируется тот факт, что частица של [шель] (стяжение [ше-ле-]) не характерна для библейского иврита. Соответствующее сочетание на библейском иврите должно звучать как הסעודה אשר ללויתן [hас-сэ‘удА ашЕр ле-ливьятАн], что является сложноподчиненным предложением, а вовсе не генитивной конструкцией.
В идиш, согласно Векслеру, заложен определенный потенциал для перехода на иврит. Он проявляется в способности варьировать количество гебраизмов в речи в зависимости от стилистического характера текста и ситуации. В качестве примера он приводит тайный язык («жаргон») евреев-торговцев в средневековой Европе, которые, согласно имеющимся свидетельствам, могли употреблять в своей речи (на идиш, западные диалекты которого были распространены в Германии до XVIII века) до 85% гебраизмов, чтобы сделать речь непонятной для посторонних. Одним из отголосков этого является большое число гебраизмов в немецком, голландском и швейцарском воровском арго (ротвельш, лакудэш). Количество древнееврейских слов могло достигать 50% и более в языке общинных документов XVI-XVIII веков. Древнееврейский также мог использоваться при разговоре между евреями разных общин. Некоторые ашкеназские евреи еще в конце XIX века пытались, следуя каббалисту Ицхаку Лурии, употреблять по субботам только древнееврейские слова.
Одна из причин, облегчавших подобную замену лексики, состояла в методике преподавания в хедере. Меламед читал пасук по-древнееврейски, а затем переводил каждое слово на идиш. Посещение хедера было обязательным для мальчиков, и после такого обучения оказывалось сравнительно легко заменять в речи слова на древнееврейские. Гораздо сложнее строить предложение по правилам древнееврейского синтаксиса.
Столь фундаментальная особенность еврейской культуры, как билингвизм, не могла остаться незамеченной еврейскими мудрецами. В хасидизме разработана теория соотношения древнееврейского и остальных языков, основанная на лурианской каббале. При этом еврейско-арамейский язык и идиш оказываются в роли посредника (между святым и обыденным, духовным и материальным), столь характерной для философии хасидизма.
Рабби Нахман из Брацлава пишет (Ликкутей Маhаран, 1:19) о соотношении святого языка, языка Таргума (т.е. еврейско-арамейского, пересказ или перевод ТАНАХа на который именуется Таргум, буквально «Перевод») и остальными языками. Согласно р.Нахману, Таргум занимает промежуточное положение между святым языком и языками народов мира (традиционно считается, что их 70). Хотя на святом языке была дана Тора, его совершенство или полнота может быть достигнуто только путем сочетания его с Таргумом, подобно тому как созданному Б-гом человеческому телу требуется обрезание, физическому миру (и еврею) требуется исполнение заповедей и т.п. Таргум является посредником, гранью между святым и обыденным. Каббалистически (по числовому значению) תרגום [таргУм] связан со сном (תרדמה [тардэмА] - «дремота»), отсюда умение Иосифа (владевшего святым языком «в совершенстве», следовательно, и Таргумом) толковать сны и т.п. Можно образно сказать, что «совершенство» требует не только знания святого языка, но и умения перевести с него и на него.
Перевод священного текста на бытовой еврейский язык занимает промежуточное положение между исходным текстом и текстом на нееврейском языке. Такому восприятию способствует наличие гебраизмов в разговорном языке.
В связи с этим неоднозначно положение современного иврита, являющегося в определенном смысле срезом «лошн-койдэша в квадрате» (идиша, вбирающего древнееврейский), и статус переводов на него. От древнееврейского он унаследовал лексику и морфологию, однако фонологию и синтаксис в значительной мере - от идиша. Нельзя не отметить растущий интерес среди израильтян к идишу как альтернативному языку, из которого тоже вышла израильская культура.
Из всех языков еврейской диаспоры наиболее прочно и глубоко гебраизмы укоренились в идиш, очевидно, благодаря тому, что традиционная ученость среди восточноевропейских евреев была на особо высоком уровне. Источником и причиной еврейского билингвизма, как и особого характера взаимотношений между книжным и бытовым языком, стал сакральный статус Торы.
