КОНЦЕРТЫ В ЧЕСТЬ ДНЯ КАТАСТРОФЫ И ГЕРОИЗМА ЕВРОПЕЙСКОГО ЕВРЕЙСТВА
Под эгидой
Национального управления по еврейской (идиш) культуре, возглавляемого
Мелехом Зивом,
в нескольких городах Израиля будет показана литературно-музыкальная
композиция, посвященная Дню памяти катастрофы и героизма европейского еврейства.
В ней участвуют: певица Рут Левин,
чтец Ави Надра,
скрипач Моти Шмитт и пианистка Регина Дрикер.
Расписание концертов:
15 апреля, 19:00 - Хайфа, "Бейт-Оле" (при поддержке городского управления абсорбции);;
17 апреля, 21:00 - Ткоа, клуб "Паис";
18 апреля, 19:30 - Иерусалим, "Бейт ха-ноар ха-иври";
19 апреля, 19:00 - Гиватаим, "Бейт-Волынь";
20 апреля, 18:00 - Иерусалим, Общинный дом.
ПРОГРАММА И РУССКИЙ ТЕКСТ ИСПОЛНЯЕМЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Авром Суцкевер (узник Вильнюсского гетто) -
"Сегодня День памяти":
О Б-г Мести, сегодня День памяти. Сегодня. Сейчас -
Когда воззвало к тебе новорожденное дитя.
Сегодня день памяти дождя в сорок третьем,
День памяти последней вишни и последней спички.
Памяти моего времени, застывшего в Понарах,
Памяти желтого маминого самовара.
Снега, сыпавшегося из белков моих, когда
Я покрывал им моей улицы могилу.
Памяти двух ангелов у изголовья моей постели,
День памяти северной звезды незнамо где.
Памяти субботы, чистой как бриллиант,
Памяти скрипки, что мой друг держал в руке.
Памяти плоти радостной, нагой,
Памяти последней свечки поминальной в синагоге.
Памяти высоких ходиков на глиняной стене,
Ой, памяти всех наших колыбельных песен!
Зельма Мербаум-Айзингер (1924-1942, Черновицкое гетто) -
"Колыбельная самой себе" (отрывок из поэмы;
перевод с немецкого на идиш и музыка - Лейбу Левин)
Авторизованный перевод Кати Капович:
Баюкаю, и баюкаю, и баюкаю себя,
Сны вижу и ночью, и днем,
И пью всё то же забвенья вино,
Как грезящий наяву.
Я песню пою, и пою, и пою
О счастье, надежде, любви,
Словно никак не пойму наконец:
Не будет пути назад.
Прекрасную сказку твержу я себе,
Где жизнь - и любовь и венец.
Твержу и не верю в нее сама,
И чую страшный конец.
Играю, играю, играю напев
Ночей, улетевших навек.
Играю вслепую, хочу быть слепой
И правду гоню взашей...
И горько смеюсь, и смеюсь над собой
И над глупою этой игрой,
Но все же таится шальная мечта,
Что не сбудется никогда.
Я бы хотела жить.
Я б жить хотела,
Смеяться, взвешивать плечами тяжесть дней,
Любить, негодовать, бороться, чтобы небо
Руками обхватить и прокричать: "О нет!"
Еще я не хочу, оставив тень от плоти,
Сегодня умирать,
Покуда жизнь красна в безумном хороводе,
Моя, твоя, одна -
Двум жизням не бывать.
Далеко-предалеко
Есть волшебный край,
Чудеса творятся.
Ни он немцах, ни о танках
Там и слыхом не слыхали.
Дети там резвятся...
Далеко-предалеко
Есть волшебный край,
Там легко живется.
Все там веселы и сыты,
Желтую звезду не носят,
Хоть все и евреи...
Далеко-предалеко
Есть волшебный край,
На столы все мечут...
Мамы там ласкают, нежат,
И все спят в своих постелях,
На подушках даже...
Далеко-предалеко
Есть волшебный край,
Ходят паровозы...
И за нами паровозы
Обязательно приедут,
Увезут отсюда...
Йосеф Ахрон - "Еврейская мелодия"
Ицик Мангер - "Жертвоприношение Исаака":
Убаюкай меня, о слепая судьба,
Я сплю, не смыкая век,
И вижу - большая серебряная птица
Летит ко мне из-за моря.
Что несет мне та птица большая -
Только Б-г в небесах и знает,
Может, дедов бокал для субботнего благословения
Со сладким вином из Эрец-Исраэль?
Но кто упомянул дедово имя?
Вот спешит ко мне дедушка снова,
Дед-балагула (извозчик), что из Стопчета:
"Ицик, все для сожженья готово".
И глаза его горят мне навстречу,
Словно две звезды осенних,
И седая его борода купается в ветре
И в семи больших слезинках.
Ведет меня за руку дед и ведет
По городам, деревням и кладбищам -
Города невелики, деревни обширны,
И мы шагаем по ним.
Говорит мне дедушка: "Ицик, ты помнишь -
Так много лет назад -
Как нам ангел явился и нож отвел,
И ты был спасен тогда?
Теперь он передумал, старый господь,
И требует жертвоприношенья,
Хотя уже столько раз я жил
И столько раз умирал.
Баста, постыла мне доброта его,
Уж он там в небесах занесся -
Ицик, счастье, что мама уже умерла,
И ей не придется плакать".
Ведет меня за руку дед и ведет
По городам, деревням и кладбищам, -
Города невелики, деревни обширны,
И мы шагаем по ним.
Спи, мой мальчик, утешенье мое,
Спи, довольно плакать!
Ведь во сне весь мир - лишь твой,
Так зачем же плакать?
Закрой глаза и хоть поспи досыта.
Слушай, как лес шумит...
Во сне нет ни ненависти, ни унижений,
Во сне и не холодно совсем.
Спи, дорогой, улыбайся во сне,
Ручей тебе песню споет.
Усни, тебе ветер о счастье споет,
Споет о цветущей весне.
Спи, и забудешь о том, что болит,
О том, как сумрачны дни.
Светло только ночью в объятиях сна,
Так спи, моя жизнь, усни.
Авром Суцкевер - "Эпитафии":
Вот что написано на доске вагона:
Тот, кто когда-нибудь жемчуг найдет,
Что нанизан на кроваво-красную шелковинку,
И что становится у шеи всё тоньше,
Словно жизни путь,
Пока в тумане не исчезнет
Незаметно -
Кто найдет тот жемчуг,
Пускай тот знает, что он прохладно освещал
Сердце - восемнадцатилетнее, нетерпеливое -
Парижской танцовщицы Мари.
Теперь меня везут в неведомую Польшу -
И я бросаю жемчуг мой через решетку.
Если юноша найдет его -
Пусть жемчуг его милую украсит.
Если девушка найдет его -
Пускай наденет, он ей принадлежит.
Если же старик найдет его, -
Пускай за жемчуг вознесет молитву.
Люди! Тот, кто нацарапал эти строки, -
Ариэль Бланк,
Музыкант.
Здесь, в подкопе,
У стены,
Лежит схороненный в футляре скрипки -
Творение вселенной -
Мой ребенок.
Люди!
Возьмите заступ
И найдите.
Отдайте в дар это сокровище
Новоявленному Паганини -
Пусть кости моего ребенка для него
Скрипкой обернутся,
Волшебной скрипкой.
Я брожу по гетто
С улочки на улочку
И не могу найти себе места;
Нет моего любимого,
Как это перенести? –
Люди, скажите же хоть слово!
Озаряет мой дом сейчас
Небо голубое –
Что же мне с этого?
Я стою, словно нищенка,
То у одних, то у других ворот
И вымаливаю хоть немножечко солнца.
ПРИПЕВ:
Весна, забери мою печаль
И принеси моего самого любимого,
Моего преданного, обратно.
Весна, на твоих крыльях голубых,
О, забери с собой мое сердце
И отдай мое счастье.
Я хожу на работу
Мимо нашего дома
В печали: ворота закрыты.
День рассветший,
Цветы увядшие,
Они вянут – для них тоже ночь.
Вечер на обратном пути,
Гложет печаль,
Вот здесь ты, любимый, ждал.
Вот здесь, в тени,
Еще различим твой след,
Ты меня целовал любовно и нежно.
ПРИПЕВ
В этом году весна
Совсем рано настала,
Расцвела тоска по тебе.
Я вижу тебя как сейчас
Нагруженным цветами,
Радостный, идешь ты ко мне.
Солнце залило
Сад лучами,
Разрослась земля зеленью.
Мой преданный, мой любимый,
Куда ты пропал?
Ты не выходишь из моих мыслей.
ПРИПЕВ
Гирш Глик (Вильнюсское гетто) -
"Тихо, тихо, ночь звездна":
Тихо, тихо, ночь звездна, трещит мороз...
Помнишь, как я учил тебя держать оружие в руках?
Девушка в шубке и беретике сжимает в руке наган,
Девушка с бархатным лицом подстерегает вражескую колонну.
Прицелилась и выстрелила из своего крохотного пистолета...
Машину, полную оружия, остановила одной пулей!
На рассвете выползла из леса с гирляндами инея на волосах,
Вдохновлена своей маленькой победой ради нашей новой, свободной жизни!
Эрнст Блох - "Баал Шем"
Авром Суцкевер - "Под твоими белыми звездами":
Под белыми твоими звездами простри ко мне белую руку твою.
Мои слова - это слезы, хотят покоиться в твоей руке.
Смотри, меркнет их блеск в моем взоре из-под земли,
И нет ни уголка, где я мог бы отдарить тебя ими.
И все же хочу, боже милосердный, тебе доверить свое достояние,
Ибо вздымается пламя во мне, и в пламени дни мои.
Но рыдает в подвалах и ямах убийственная тишина.
Бегу я выше, через крыши, и ищу, где же ты, где?
Имена меня преследуют, как безумные, воют ступени, дворы,
Повис я, словно порванная струна, и так пою тебе:
Под белыми твоими звездами простри мне белую руку твою.
Мои слова - это слезы, хотят покоиться в твоей руке.
Так сказал Господь Б-г: от четырех ветров приди, дыхание (жизни), и дохни на убитых этих, и
оживут они. И пророчествовал я, как повелел он мне, и вошло в них дыхание (жизни), и они
ожили, и встали на ноги свои - полчище великое весьма, весьма. И он сказал мне: сын
человеческий! Кости эти - весь дом Израиля. Во, говорят они: "Иссохли кости наши, и
исчезла надежда наша, покончено с нами". Посему пророчествуй и скажешь им: так сказал
Господь Б-г: вот я открываю погребения ваши, и подниму я вас из погребений ваших, народ мой,
и приведу вас в землю Израиля
(Йехезкель, 37)
Гирш Глик
- "Гимн партизан" (музыка - Д. Покрасс)
Подстрочник:
Никогда не говори, что это твой последний путь,
Хотя свинцовые небеса и застилают голубые дни, -
Еще придет наш долгожданный час,
Еще прозвучат наши шаги: мы здесь!
От зеленых краев и до снежных степей
Мы проходим с нашей болью, нашей мукой,
И там, где брызнула наша кровь, -
Там пустит ростки наше мужество!
Солнце завтрашнего дня озарит наш сегодняшний день,
А вчерашний сгинет заодно с врагом,
Но если промедлят солнце и заря,
Сквозь поколения пройдет эта песня как пароль.
Эта песня написана кровью, а не свинцом,
Не птичка вольная пела ее -
Это народ среди рушащихся стен
Пел эту песню с наганами в руках!
Так не говори же никогда, что это твой последний путь,
Хотя свинцовые небеса и застилают голубые дни, -
Еще придет наш долгожданный час,
Еще прозвучат наши шаги: мы здесь!
Поэтический перевод Рахели Торпусман:
Никогда не говори: "Надежды нет".
Даже если тучи скрыли белый свет,
Но придет наш час, мы вырвемся из тьмы,
Твердым шагом отчеканим: ЭТО МЫ.
От зеленых до покрытых снегом стран
Кровь горячая течет из наших ран.
Но везде, где капли крови упадут,
Там наш дух и наше мужество взойдут.
Ясным солнцем озарится наш рассвет,
Где не будет ни врага, ни прошлых бед.
Но если поздно, слишком поздно рассветет,
Эта песня, как пароль, до вас дойдет.
В ней надежда, и свинец, и боль, и страх.
То не песня вольной пташки в небесах:
Эту песню пел народ полуживой,
Среди рушащихся стен готовясь в бой.
Никогда не говори: "надежды нет".
Даже если тучи скрыли белый свет -
Но придет наш час, мы вырвемся из тьмы,
Твердым шагом отчеканим: ЭТО МЫ.
Джон Вильямс
- музыка из фильма "Список Шиндлера".
