Взгляд Шломо Громана на события в Израиле

ПОЧЕМУ ШАРОН НЕ ЖЕЛАЕТ БОРОТЬСЯ С ТЕРРОРОМ И КАК С ЭТИМ (нежеланием) БОРОТЬСЯ
Часть первая. Почему Шарон не желает бороться с террором
Во время обучения в одном из израильских учебных заведений у меня был преподаватель, который иногда отвлекался от предмета и давал учащимся советы "за жизнь". Один из его советов я действительно запомнил на всю жизнь. Сам я ему не следую и следовать не собираюсь, однако легко распознаю других людей, которые этому совету следуют, и приблизительно знаю, чего от них ожидать и как с ними себя вести.
Что это был за совет?
"Если вы намерены чего-нибудь добиться в жизни, если вы хотите, чтобы ситуация складывалась так, как удобно и выгодно вам, то научитесь быть ГЛУХИМИ и СЛЕПЫМИ к аргументам тех, кто препятствует осуществлению ваших планов. Но не переборщите: так можно себя вести только с людьми, которые не представляют для вас реальной угрозы, которых вы в конечном итоге сможете подчинить себе... Если же вы будете всякий раз прислушиваться к мнению всех ваших критиков, то увязнете в спорах и ничего сделать не сумеете".
Сегодня именно так ведет себя с поселенцами Ариэль Шарон.
Борис Шустеф, Пол Эйдельберг, Вадим Ротенберг, Эльяким Хаэцни и другие уважаемые публицисты до хрипоты спорят о том, каков нынешний премьер-министр: правый он или левый?
В статье "Ариэль Шарон – простая и скучная история" профессор Ротенберг доказывает, что он – политик скорее левый, чем правый.
Судя по многочисленным воспоминаниям, Шарон чрезвычайно болезненно отнесся к той компании, которую начали против него левые. На нападки идеологических противников так болезненно не реагируют – их воспринимают как естественную плату за верность собственным убеждениям и принципам и даже как подтверждение этой верности <…> Но если основным убеждением является потребность в успехе, то всё, что мешает эту потребность удовлетворить, действительно воспринимается как ущемление личности.<…> Вскоре после прихода к власти Шарон очень откровенно признал: если бы я слушал моего сына Омри, я давно был бы премьер-министром. Можно представить, что именно советовал ему Омри – партнер Гиносара, друг олигархов-монополистов, наживающихся на торговле с Автономией, Омри, записавший в Ликуд арабов и кибуцников с условием голосовать за папу <…> Не убеждения, а ярость левых сделали Шарона окончательным приверженцем правого лагеря: путь в противоположный лагерь был закрыт, казалось, окончательно. И вдруг возникла новая, уникальная ситуация. Нация избрала его премьером, протестуя против политики Осло. <…> Воспользовавшись своей заслуженной репутацией национального героя и не заслуженной, но очень прочной репутацией правого лидера, Шарон пошел на союз с левыми, закрыв их своей мощной фигурой от суда.
С моей точки зрения, подлинный ключ к ответу на вопрос о "левизне или правизне" Ариэля Шарона - точнее, к релевантности самой постановки вопроса, - дает изречение одного почтенного британского политика (кажется, его звали лорд Палмерстон), согласно которому у государств не может быть постоянных друзей или постоянных врагов, зато есть постоянные национальные интересы. Аналогично, Шарон не является ни правым, ни левым: он просто заботится о сохранении власти и о благополучии своей семьи, а по ходу дела (и не более того!) – об остальных согражданах.
На сегодня чаяния и запросы поселенцев, больше других страдающих от террора (удельный вес жертв интифады наиболее высок у еврейских жителей Иудеи и Самарии), лишенных возможности расширять свои населенные пункты (новый квартал немедленно объявляется "незаконным форпостом" и по приказу политического руководства страны безжалостно уничтожается армией и полицией) и видящих в "Дорожной карте" смертный приговор Израилю, противоречат шароновским планам.
В отличие от некоторых своих предшественников в премьерском кресле, Шарон не испытывает ненависти к еврейским жителям Иудеи и Самарии, равно как и безграничной любви. Можно сказать, что глава правительства уважает поселенцев. Но поскольку их слишком мало (всего 4% населения страны), к их доводам можно оставаться слепым и глухим.
В чем же состоят планы Ариэля Шарона?
Как можно дольше тянуть время. Не перечить американцам с их "Дорожной картой", но и по возможности не выполнять ее. Не выполнять под предлогом того, что арабы не прекращают террора.
В то, что арабы прекратят террор, Шарон не верит - и правильно делает. Но здесь существуют три серьезные опасности.
Опасность первая. А вдруг террор ненадолго прекратится?
Что если арабы вдруг возьмут и поумнеют (точнее, похитреют) – и на несколько месяцев прекратят взрывать и стрелять? Тогда Израилю придется платить по легкомысленно подписанным Шароном счетам. По условиям игры, которую ведет от нашего имени премьер-министр, мы просто обязаны будем расстаться с обширными участками Эрец-Исраэль и пойти на создание "палестинского государства", которое в скорости поглотит еврейское.
В глубине души Шарон отдавать территории не хочет – и посему делает так, чтобы террор поддерживался в некоем "оптимальном режиме", на медленном огне. С одной стороны, он не намерен полностью уничтожить инфраструктуру ООП – тогда придется заключить "мир" и расстаться с Иудеей и Самарией; американцы и европейцы подыщут там новое руководство, не менее арабское и не более еврейское, чем сейчас. С другой стороны, вообще не бороться с террором Шарон позволить себе не может – электорат не поймет. Вот и найдена "золотая середина": входы-выходы ЦАХАЛа в террористические гнезда без уничтожения последних. Деятельность столь кипучая, сколь и бесплодная.
Народу предлагается "набраться терпения", поверить, что-де "Шарону тяжело"... Америка давит? "Политика – искусство возможного"? Но что же тогда называют малодушием?..
Вряд ли кому-то в этой стране во всех отношениях легко. Всё ж-таки Шарон сам "взялся за гуж", да и не одни лишь обязанности налагает должность премьер-министра – есть и кое-какие права, о которых простой гражданин может только мечтать.
Неоспоримое психологическое преимущество Ариэля Шарона в том, что ему превосходно удается роль "человека из народа". Такой же, как мы, только помудрее и поопытнее.
Для кого-то Шарон как заботливый отец, кому-то он милый дедушка. Не откажешь ему в магической способности вызывать к себе доверие... Вернемся к статье В. Ротенберга.
По своему психологическому складу Шарон вообще не тот мальчик, на которого можно давить, и он очень заинтересован в этих слухах, снимающих с него всякую ответственность за политику превращения Автономии в государство Фалестин. Интересно, что эти слухи, изображающие его слабым и зависимым, даже не наносят ущерба его имиджу. И связан этот психологический феномен с тем, что Шарон производит на зрителей и слушателей непосредственное впечатление сильной, энергичной, уверенной в себе личности, лидера, который может защитить. И это непосредственное (и адекватное) впечатление в сочетании с его прежней репутацией делает его очень опасным, потому что блокирует всякое организованное сопротивление его разрушительным планам. Людям страшно признать, что вся эта личностная мощь, самоуверенность и безудержное стремление к успеху направлены не на защиту нации, а по существу в прямо противоположном направлении, и они придумывают за Шарона хитроумные планы по срыву его собственных предложений, которые он якобы втайне вынашивает.
Увы, этот мистический ореол абсолютно неуместен. Говорить, что "Арик не тронет поселений", может только человек, тотально незнакомый с историей.
Вопреки расхожему мнению, Ариэль Шарон разрушил Ямит – еврейский город на Синайском полуострове – не по приказу, а по своей политической воле. В тот момент генерал уже не носил погон: он был гражданским лицом – министром обороны. Да, решение о разрушении поселений на Синае принял тогдашний премьер-министр Менахем Бегин, но министр обороны Шарон мог преспокойно отказаться от возлагаемой на него "почетной миссии" и уйти в отставку – но предпочел остаться в должности и направить бульдозеры на поселенцев. Имидж Арика, однако, таков, что публика предпочитает забывать сии неприятные эпизоды его биографии.
Нечто подобное встречалось до Шарона и было описано великими. Например: "Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад!" (А.С. Пушкин «Я Вас люблю – хоть я бешусь...») Или: "Люди охотно верят тому, чему желают верить" (Юлий Цезарь). И, наконец: "Есть люди, которые полагают, что всё, что делается с разумным видом, разумно" (Георг Кристоф Лихтенберг, немецкий писатель и критик XVIII в.)
Ничуть – судя по результатам выборов – не вредит репутации Шарона как "доброго отца/деда нации" характерный для генералов статистический подход к людям и населенным пунктам. Исчисление ведется не по отдельным жизням ("мегатеракт", как нам разъясняют, пока не наступил, а гибель отдельных людей или даже десятков можно ради дружбы с США оставить безнаказанной), а по массам. Если город или квартал досточно велик (Маале-Адумим, Ариэль, Гило, Неве-Яаков) – о его разрушении или отдаче речь не идет; если же поменьше (Ямит, Бейт-Эль, Шило, Кирьят-Арба, еврейский Хеврон, поселения в секторе Газы) – всё уже не так однозначно.
Замыкая венок афоризмов, заметим, что никто другой, как Ариэль Шарон, не мог бы служить такой блестящей иллюстрацией изречения Франсуа де Ларошфуко: "Поистине ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость".
Опасность вторая (уже не виртуальная, а самая реальная)
Пока Шарон "держит паузу", евреи продолжают гибнуть. "Если мы не прикончим войны, война прикончит нас" (Герберт Уэллс).
Тем временем внимание общества к жертвам террора непрестанно снижается. Налицо эмоциональная инфляция ужасов смерти. Этому в немалой степени способствуют СМИ. Почитаем российского политолога Виктора Сороченко – автора "Энциклопедии методов пропаганды" (чч. 1 и 2).
«Будничный» или «обыденный» рассказ используется для адаптации человека к информации явно негативного содержания. Так, если нужно приучить людей к насилию, крови, убийствам, злодеяниям всякого рода, то благообразный телеведущий со спокойным лицом и ровным голосом, как бы походя, сообщает Вам ежедневно о самых тяжких злодеяниях. Через несколько недель такой обработки население перестает реагировать на самые чудовищные преступления и массовые убийства, творящиеся в обществе. Наступает психологический эффект привыкания.
Данный прием применялся, в частности, во время государственного переворота в Чили (1973), когда было необходимо вызвать индифферентность населения к действиям пиночетовских спецслужб.
Правду-матку об эмоциональной податливости евреев рубит Б. Шустеф в статье "Посреди чумы":
Мы обладаем совершенно неповторимым качеством приспосабливаться к самым невероятным по тяжести и безысходности обстоятельствам. Даже находясь в аду, мы ухитряемся создавать видимость благополучия и продолжаем жить той же жизнью, как если бы гонг, громко известивший о нашем поражении на ринге жизни, прозвучал не для нас.
Приведенные цитаты справедливы не только в отношении приобретающих все более дежурный характер отчетов СМИ о терактах, но и в контексте карательных операций армии и полиции против обитателей поселенческих форпостов в Иудее и Самарии, в частности против вдовы Ливнат Озери и пяти ее детей-сирот (здесь просматривается аналогия с событиями в Чили).
Опасность третья ("после Шарона хоть трава не расти")
Раз за разом повторяя фразу о готовности к "болезненным уступкам", Ариэль Шарон тешит себя надеждой, что хотя бы в его каденцию уступок удастся избежать. А что будет потом?
Преемники Шарона в премьерском кресле получают прецедент. С годами детали ускользают, а главное остается.
Оказывается, можно управлять народом, не предпринимая эффективных мер по его защите от террора. Оказывается, вести "мирные" переговоры под огнем вполне допустимо.
Если сегодня официальный лидер национального лагеря в принципе согласился (пусть и обставив свое согласие массой условий) с идеей создания арабского государства в Эрец-Исраэль - то завтра (когда условия забудутся) таковое может быть создано. Если разговоры о возможной отдаче Офры и Бейт-Эля не приводят к общественному землетрясению – значит, можно спокойно продолжать в том же духе (см. "Энциклопедию методов пропаганды").
Еще одна, не менее опасная часть намечающегося "политического наследия" Ариэля Шарона лежит в сфере терминологии.
На вопрос журналиста о том, что изменилось за последние годы в мировоззрении Ариэля Шарона, премьер-министр ответил: "Я признал, что Иордания не является палестинским государством".
Провернутой арабами в содружестве с кремлевскими коммунистами грандиозной этнополитической аферы с изобретением "палестинского народа" я уже касался и надеюсь описать ее подробнее. Пока отмечу лишь, что каждое употребление Шароном термина "палестинцы" в отношении не евреев, а наших "арабских пАртнеров", вливает дополнительную порцию адреналина в кровь тех, кто мечтает о превращении еврейской Эрец-Исраэль в арабскую Палестину.
Резюме:
Шарону выгодно изображать борьбу с террором, но не выгодно одержать над ним победу. Записывая на свой счет отдельные тактические успехи, премьер-министр ведет страну к стратегическому поражению – к замене еврейского Израиля арабской Палестиной.