Субъективный взгляд Шломо Громана на события в Израиле

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, ОБЫКНОВЕННЫЙ ГЕРОЙ
(Светлой памяти Рехавама Зеэви)

Когда хороший человек уходит из жизни, это всегда случается некстати. Но трагическая гибель лидера партии "Моледет", застреленного арабскими террористами 17 октября 2001 года, оказалась сопряжена во времени как минимум с двумя событиями. Во-первых, за два дня до этого Рехавам Зеэви подал Ариэлю Шарону заявление об отставке с поста министра туризма. Во-вторых, накануне вечером сам Шарон впервые в полный голос выразил готовность на создание палестинского государства.
Я не знаю, каков в Палестинской автономии срок между отдачей приказа на убийство еврея (в данном случае Ганди) и его выполнением. Поэтому не могу с фактами в руках доказать наличие связи вышеперечисленных событий с гибелью министра. Но кое-какие логические закономерности налицо.
В день отставки Зеэви и Либермана, 15 октября, Шарон с трибуны кнессета заявил: "Меня вы огорчили, а Арафату доставили истинное наслаждение". Я бы не стал так примитивно оценивать старого лиса в куфие. Для председателя ПА непримиримая, неудержимая "Моледет" в оппозиции куда опаснее, чем в коалиции, где она вынуждена подчиняться кабинетной дисциплине и коротать время в компании с Шимоном Пересом. Далее, отставка Зеэви дала Арафату сигнал о том, что отныне в израильском правительстве бал единолично правит министр иностранных дел, а уходящий министр туризма окончательно лишен шароновского покровительства. Лишен - и поэтому уязвим не только физически, но и политически. "Жребий брошен, - решил "раис", - израильский премьер сломлен и готов на арафато-пересовские условия, вековая сионистская мечта о Эрец-Исраэль погибла, так зачем же оставлять в живых ее главного адепта?"
Выводы Арафата получили подтверждение уже 16 октября, когда на конференции активистов "Ликуда" в Кирьят-Моцкине - на "своем поле", а не где-нибудь в кэмп-дэвидских тисках - сам Шарон, взяв пример со своего всемогущего (в негативном плане) министра иностранных дел и с проарабски настроенных зарубежных лидеров, впервые в полный голос выразил готовность на создание палестинского государства на древней земле Израиля.
Мы уже подмечали, что всякая миротворческая эскапада Переса или Барака влечет за собой новые волны террора. Но как только "мирным процессом" занялся сам Шарон, "жертвой мира" оказался не рядовой гражданин, как бывало прежде, а генерал запаса Рехавам Зеэви.
Да будет благословенна его память. И да извлекут власти предержащие (точнее, власти избранные, а не примазавшиеся к правительству "архитекторы Осло") надлежащий урок хотя бы теперь.
Ведь не одному лишь Ицхаку Рабину по штату полагается оставить политическое наследие...



Рехавам Зеэви прожил героическую жизнь и героически погиб. Его славная военная карьера завершилась до моего приезда в Израиль, однако мне посчастливилось лично знать председателя Моледет - достаточно хорошо, чтобы знать о нем не только хорошее. Познакомился я с ним в день выборов 1992 года: газета, в которой я тогда работал, командировала меня в его партийный штаб. Итоги того голосования оказались для национального лагеря плачевными, но Зеэви держал себя в руках, как подобает солдату, и был учтив даже с безбожно злорадствующими ивритоязычными репортерами.
Вывести его из колеи было очень непросто: это смогла сделать только злодейская пуля. Вспоминаю, как в июле 2000 года лидер "Моледет" появился на демонстрации против Кэмп-Дэвидских переговоров с черной повязкой на глазу. Поначалу присутствующие шутили, что Ганди неурочно празднует Пурим, наряжаясь Моше Даяном. Но все оказалось иначе: он в тот момент страдал болезнью глаз и находился на лечении в стационаре, но так хотел выступить на митинге, что в буквальном смысле сбежал из-под надзора врачей. Чуть больше года спустя он сбежит из-под надзора ШАБАКа ("Я сам себе телохранитель. Если ко мне приблизится террорист, я выстрелю первым!" - так отреагировал немолодой уже политик на настоятельный призыв снабдить его охранниками)...
Как все необыкновенные люди, Рехавам Зеэви был человеком непростого характера. "Что поделаешь - у нас нет другого Ганди", - говорили его соратники и подчиненные. Обладай он бОльшим великодушием и меньшей принципиальностью в мелочах, его движение, возможно, добилось бы более весомых успехов. Но Ганди никогда не стремился угодить всем. Популизм как заискивание перед потенциальными сторонниками был ему инопланетно чужд.
Дважды мы с ним ссорились (хотя ему как политику вряд ли стоило настраивать против себя журналиста независимо от того, кто прав). Один раз, повздорив со мной, он отказал мне ровно на год в праве брать у него интервью. Как только "карантин" истек, он лично пригласил меня к себе в кабинет и выдал такие "скупы", о которых газетчик мог лишь мечтать.
В атмосфере всепроникающей беспринципности и вседозволенности Рехавам Зеэви остался до конца верен своим строгим установкам - как идеологическим, так и моральным. Будь таких людей было больше, сегодняшний мир был бы менее похож на Содом и Гоморру.
Уходящая натура израильской политики, Ганди без всякой иронии заслужил право называться героем нашего времени. И не только нашего. Его имя будет золотыми буквами вписано в историю еврейского народа, отсчитывающую уже четвертое тысячелетие.